ты убегаешь по дороге, обильно посыпанной осколками твоего сердца, пытаешься скрыться за холмом, который олицетворяет твои грехи, надвигается на тебя, пряча солнце за собой. остаёшься в тени. слабеешь, ноги сгибаются в коленях, тело падает на колени. твои руки невольно приподнимаются, уста начинают движение и лишь шёпот разносится громким эхом по долине смерти. твои руки по локоть в крови, зубы вновь сцепились в бое не на жизнь, а на смерть. твоя одежда, бывшая униформа защитника отечества в дырах от холодного металла, которым мы привыкли губить, убивать, забывать, оставлять в холодной земле. ты понимаешь, что находишься посреди боя. встречаешься взглядом с тем, кто за километр от тебя, он видит сквозь линзу прицела, готовый спустить адских гончих. дуновение ветра, пыль взмывает к небесам и ты уже ничего не слышишь, а видишь небо голубое и улыбку на лице своей матери, которая нежно обнимает своего первенца. она нежно прижимает малыша к груди, малыш замолкает, стоит ему услышать биение сердца. его глаза смыкаются. закрываешь глаза, ничего больше, нет ничего вокруг тебя, лишь гробовая тишина, но улыбка осталась, замерла во времени. кончиками пальцев касаешься испорченной влагой бумаги, она терпела твои душевные порывы, в голове проносятся скорым поездом воспоминания. ты улыбаешься, обнимаешь родителей, в руках твоих грамота, а небо всё такое же голубое. впадаешь ли в кому или пытаешься остаться в неизменно сером мире, наполненном болью, не важно, уже ничто не важно, лишь грань, лишь край, с которой можно отправиться в свободное плаванья, не нужен Хирон, не нужны небеса или раскалённая земля. просто помни, ради чего всё это было, просто помни, по какой причине ощущаешь камни, что врезаются в твою спину, пробивая материю насквозь. левая рука сжимает письмо матери, правая сжимается в кулак, глаза закрыты, изо рта растеклась красная река, вдох. поезд постепенно замедляется на определённых участках, показывая, каким ты был и каким стал. вспоминаешь первые дни в детском саду. вспоминаешь, как бегают дети, делятся игрушками, делят одну постель, засыпая по укулеле. они так счастливы, их ничто не тревожит, нет теней, желающих поработить невинные души, нет стражей, охранявших дверь ведущую в Азкабан. в этот период жизни ты готов был попасть в Нарнию. слышишь? стук в дверь, ты стоишь посреди пустоты, лишь луч света от лампы, что расположилась на одиноком столбе, падает на дверь. зачем понимать или ощущать? к чёрту людей, эгоизм. делаешь шаг, затем второй, с каждым новым становится легче, проще. когда остаётся лишь положить ладонь, слышишь крик позади себя, без возможности обернуться. девизом по жизни тебе служили слова "только вперёд", чтобы не видеть павших братьев, ушедших родных, почивших друзей. слишком больно, будто являешься проклятым дитя из Гарри Поттера, окружённый проклятием смерти, идёшь вдоль картинной галереи. ты улыбаешься, ведь видишь семейное фото, сделанное ранним утром, рождественским утром. по щеке потекла одинокая слеза, это твоя слабость, сентиментальность сыграет в будущем плохую шутку. это твой изъян, ведь способен проливать слёзы одним глазом, как-будто второй служит для иной цели. выдох. жизнь едва теплиться, возвращаться не спешишь, реальность сменилась едва различимым сном, похожим на утренний туман, прозрачность на пятьдесят процентов, нажим на ноль. далее по галерее, ты переходишь к дому. заснеженная улица, хлопья снега укрывают мир смертных от мира бессмертных, видишь в окне загорелся свет, видишь мальчик бежит к ёлке, видишь родителей, что встречают его счастливыми возгласами. это очередное рождественское утро в твоём прошлом. шум на пятьдесят процентов. картина искажается, теперь переход получился в среднюю школу, разрушенную, побелка сыпется с потолка, лампочка приняв облик маятника раскачивается из стороны в сторону, твоё тело помещено за парту, на столе пистолет с одним патроном, предлагают сделать выбор. никаких мыслей не проносилось в голове, секунда для вздоха, вся жизнь на выдохе. выстрел. сменилась картина и настроение. выпуск. этап, в котором ты казалось застрял за твоими плечами, постаревшие родные окружили тебя, они счастливы, но ты уже другой, повзрослел, стал мудрее, возненавидел людей, но не родных, разочаровался в стандартности и стереотипах, желаешь помогать, не рушить, а строить, именно поэтому с твоим губ слетают следующие слова "мама, папа", они поняли, всё без лишних слов, они видели сегодня утро письмо, что пришло из местного офиса военкомата, в который ты ходил всего неделю назад, желая стать щитом для близких, кто бы мог подумать, что твоё сердце навсегда останется в той точке на карте мира, куда никто не захочет ехать по доброй воле. ты испытаешь невыносимую физическую боль, твоё тело будут проверять на прочность, как и веру, в конце концов, когда наконец снимут кандалы, окружающие будут хлопать, награждая статусом героя, твой гнев не унять. израненный, озлоблено смотришь на окружающих, вместо звуков, тишина, они похожи на рыб, что не могут говорить, а лишь свист ветра в поле слышишь тем, что от тебя осталось. твоя душа навсегда зарыта под телами собратьев, братьев по стали, по духу, по крови. единственный, кто смог вернуться, единственный, кому хотелось остаться, вынужден блуждать по улицам, вынужден убивать себя о стену очередного мотеля, изливая боль на листы пожелтевшей от времени бумагу. ты кричишь, тебя не слышат, ты рвёшь пальцами голосовые связки, захлёбываясь в собственной крови, никто тебя не видит. очередная порция алкоголя пущена по организму. обрети, обмани, убеги. и что имеешь в сухом остатке. мемуары раненой души, за душой ни гроша, родные стали тенями, ты вновь пытался вернуться в ад, чтобы обжечь свои лёгкие, навсегда перестать дышать. почти удалось. месть? пытался, но вернулся. случайно, долгий путь домой, завёл тебя в дремучий лес. тишина. пустота. спокойствие. никого. понимаешь, твоё место здесь и в скором времени возводишь цитадель собственными руками, отправляя текста байтами издателю, утопая в ванной с грудом под сорок. ты военный писатель, покинувший реальность, решив уединиться, решив в скором времени собрать сумку и отправиться в путь по просьбе голоса свыше. |